Интервью Светлана Полякова
Год назад БДТ им. Товстоногова подарил жителям Петербурга фестиваль бельгийского художника, скульптора, театрального режиссёра и хореографа Яна Фабра, на котором, в частности, состоялась премьера его первой постановки на русской сцене – спектакля «Ночной писатель», созданного по дневникам бельгийского художника-универсала, сорок лет эпатирующего публику радикальными средствами самовыражения. Нынешней осенью эксперты «Золотой маски-2021» внесли «Ночного писателя» в список номинантов. В интервью перед премьерой Фабр рассказал о том, почему согласился работать без «фабрианских перформеров», о физиологической составляющей театра, а также про роллс-ройс среди мозаик мира.
- «Ночной писатель»– очень личное произведение. Как вы нашли актеров, которые смогли сыграть «вас»?
- Кастинг для «Ночного писателя» я сознательно не проводил – доверился режиссеру Андрею Могучему. Именно потому, что для меня это очень личное произведение, никто из актеров моей труппы не смог бы сыграть меня – они все меня слишком хорошо знают. Мне нужны были актеры, которые меня не знают, и могли бы со стороны, через расстояние сыграть именно по-актерски героя моих Дневников. Но я надеялся, что они будут открытыми, доброжелательными и любопытными – так и случилось. Актеры Андрей Феськов и Александр Молочников задавали много вопросов – я на это и рассчитывал. Они пытались понять, а я, надеюсь, оказался для них хорошим путеводителем по своему тексту, смог донести до них свои мысли и ощущения. Хорошо обученные мальчики, энергичные, с большой страстью подходящие к своей работе. Хотя, когда Андрей Могучий предложил мне сделать какой-то проект с БДТ, моя первая реакция была: нет! Потому что я работаю только со своими артистами и со своей труппой. Но потом мы с моим директором вспомнили, что совсем недавно у нас вышел итальянский вариант «Ночного писателя», который прошел с огромным успехом в Италии. И я подумал: почему бы теперь не попробовать с русскими?
- Чем отличаются от остальных актеры вашей труппы, с которой вы предпочитаете работать?
- Актеры моей труппы - люди и с актерским образованием, умеющие прекрасно двигаться, и с танцевальным образованием, великолепно владеющие речью, – они заражают и тренируют друг друга. Все они настолько тесно взаимодействуют со мной, что знают все мои приемы, в течение многих лет они находятся в состоянии постоянного обучения, их можно назвать фабрианскими перформерами. Они воспитаны и сделаны под язык театра Фабра. Они понимают меня с полуслова, многие из них со мной уже по 20-40- лет. Самая молодая актриса, которая играет в «Воскрешение Кассандры», в моей труппе уже 6 лет.
- Как становятся фабрианскими перформерами?
- Я разработал свою систему работы с актерами. Это учебник, по которому я заново обучаю перформера 21-го века. По этому методическому пособию, которое они слышат от меня в устной форме, они изучают историю отношения к человеческому телу в искусстве живописи, перформанса, театра, танца. Они должны знать, что и когда олицетворяло человеческое тело, какие были фазы и стадии, как оно пластически самовыражается. Я единственный человек моего поколения после Питера Брука и Гротовского, кто вообще эти занимается. Практически ежедневно мы вместе смотрим картины Босха, Рубенса, Ван Гога, Ван Эйка, чтобы видеть, как изображено человеческое тело, почему оно изображено именно так, как оно расположено, как падает свет, откуда он падает, что за композиция. То есть, мы с ними скрупулезно занимаемся произведениями великих классиков. Я разработал ряд упражнений, благодаря которым мои актеры способны делать то, что они должны у меня делать, целый кодекс, который называется «От акта к актерскому мастерству» – систему, позволяющую человеку становиться пластическим материалом. То есть, актер становится куском глины, создающим в режиме реального времени произведение искусства здесь и сейчас – для меня. Мои актеры учатся понимать физиологические реакции своего организма. Они понимают, что эмоция не приходит снаружи. Она всегда рождается где-то глубоко в недрах человеческого тела. Я обучаю их узнавать, распознавать и выражать эти эмоции. Мы работаем не только над дыханием, с легкими. Мои актеры умеют распознавать реакции своей печени, своего сердца, всех своих внутренних органов. Они умеют распознавать энергию, исходящую даже от каждого отдельного органа, благодаря этой методике. Мы даже делаем исследования кинетической интеллигентности мышц и скелета.
- Но для этого нужны фундаментальные знания...
- Именно поэтому я тщательно изучаю все последние разработки и исследования, которые касаются человеческого тела. Я люблю работать с учеными. В частности, с неврологами. Итальянский ученый Риццолатти, открывший зеркальные нейроны, получит когда-нибудь нобелевскую премию! Меня совершенно завораживает эта история с зеркальными нейронами, оказывается, что чувство эмпатии, сочувствия другому человеку – все это в нас не откуда-то сверху дается, а присутствует изначально в нашем человеческом организме на генетическом уровне. Например, когда люди смотрят футбольный матч или театральное представление, эти зеркальные нейроны начинают действовать и вызывают процесс, реакцию во всем нашем организме, и мы, сидя на стуле, начинаем двигаться, потому что чувствуем эмпатию, пытаемся подражать действию, мы болеем за него – а что это значит? Какие процессы происходят внутри нас? И то же самое – в театре. Когда я работаю, я всегда думаю о том, какую физиологическую реакцию будет вызывать мое представление. Я могу сказать: все, что я делаю – это слияние науки и искусства.
- Вы не хотите опубликовать свою систему?
- Мы вместе с Антверпенским университетом уже более 10-ти лет готовим книгу, которая уже, практически, завершена. Ко всем упражнениям мы подошли строго научно, все их описали. Сотрудники университета подключали датчики к нашим артистам и делали измерения по всем позициям, о которых я говорил выше. Если у Питера Брука все было описано предположительно – наверное, так, а, может быть, эдак, – то мы подо все подведем научный базис. Книга вышла в марте 2020 на итальянском языке. Мы уже знаем, что выйдет и перевод на английский и французский языки. И сейчас мы ищем издателя в России.
- Будет ли в этой книге что-нибудь о табу?
- Мне кажется, не может быть никаких табу, если то, что мы делаем, мы делаем с любовью и уважением друг к другу.
- Но до какой степени условность должна сохраняться на сцене? В вашем театре 40 лет мы видим обнаженных людей, возможно, следующим шагом станет обнажение их внутренних органов? Впереди – анатомический театр?
- А как иначе мы будем изучать человеческое тело, то, из чего оно состоит? Мы раздеваемся, чтобы видеть каждую мышцу. Притом, что самый сексуальный орган человеческого тела – это мозг. А анатомический театр – позади. В западноевропейской культуре традиция расчленять человеческие тела и производить это в анатомическом театре существует еще с 15-го 16-го века. Andreas Vesalius – врач, который сделал это впервые, потом эта традиция продолжалась во всех Нидерландах. Смотреть, из чего состоит человеческое тело, кровь, жидкости – все это для западной культуры вполне нормально. На самом деле, публичная казнь тоже когда-то была зрелищем. По большому счету, это тоже часть изучения человеческого тела. Когда я 18-ти-летним молодым человеком впервые поехал в Брюгге, в музей изобразительного искусства, и смотрел на картины старых фламандцев, порой известных, порой анонимных, я видел изображения страстей разных святых – еще до создания искусства перформанса существовало искусство замучивания людей прилюдно.
- Вы до конца понимаете то, о чем вы пишете в своей книге?
- Я понимаю из этого совсем чуть-чуть. Даже для того, чтобы стать начинающим художником, требуется целая жизнь. Если не будет любопытства, не будет никакого исследования. И здесь я никаких границ для себя не ставлю. Например, многие из тех картин, которые находятся в постоянной экспозиции Эрмитажа, или работ Иеронима Босха, намного радикальнее и современнее, чем то, что мы видим сегодня.
- Предметом вашего изучения является тело. Хотя обычно искусство интересуется душой. Не кажется ли вам, что перед вашими спектаклями стоит терпеливо объяснить публике, что было у вас в голове, когда вы создавали это?
- Я верю в силу красоты и в силу ее убеждения. Я уверен, что люди сами все поймут, потому что красота должна их убедить. Я верю в магическую силу и связь между зрителем и постановкой, в которую мы не имеем права вмешиваться. Когда ты создаешь что-то, ты надеешься залечить раны в голове зрителя, ты надеешься, что постановка, как телесно, так и духовно входит в зрителя и что-то с ним делает. Это прямое действие нельзя объяснить, это нельзя регулировать, этим нельзя руководить.
- Реакция может быть противоположной – вы можете нанести раны, задеть любые чувства – от религиозных до этический, просто ломая привычки.
- Я убежден в том, что ни искусство, ни красота не могут нанести человеку рану, не могут сделать ему больно. Потому что красота – сочетание этики и эстетики. По большому счету, красота всегда стоит на стороне человека. Она защищает то ранимое, то хрупкое, что есть в человеке, как в индивидууме.
- Вы много раз приезжали в Россию. Нашли ли вы здесь какое-то эстетическое впечатление, которое послужит вам когда-нибудь одной из красок?
- Когда я готовил свою выставку в Эрмитаже (а это длилось года три), я раз шесть- семь по нескольку часов провел в соборе Спаса-на-Крови, рассматривая мозаику. Я считаю, что эта мозаика – это «роллс-ройс» среди всех мозаик мира. Я изучал ее цвета и технику, потому что восемь лет назад мне поступило предложение украсить мозаикой одну из базилик в Бергамо. И в будущем году состоится торжественное открытие этих мозаик, которые я создавал под впечатлением от Спаса-на-Крови в Санкт-Петербурге. Ну, и конечно, я с молодости был влюблен в русскую культуру, благодаря русским писателям и композиторам.
- Фестиваль Фабра в БДТ был задуман уже во время подготовки выставкив «Эрмитаже» «Ян Фабр: Рыцарь отчаяния – воин красоты»?
- Позже, но благодаря знакомству с Пиотровским. Примерно год назад я привез в Венецию на биеннале свою золотую девятиметровую скульптуру человека, который измеряет облака. Там был и российский павильон, в котором принимали участие и Михаил Борисович, и Дмитрий Озерков, - и они, как и многие русские, приходили посмотреть на моего золотого человека. И Пиотровский пригласил меня на ужин в российском павильоне, где познакомил меня с Андреем Могучим. Договорившись уже о постановке «Ночного писателя», Могучий узнал о том, что я работаю над «Воскрешением Кассандры», и предложил показать премьеру в рамках фестиваля, в проведении которого примет участие и Эрмитаж. Мне, уже имеющему положительный опыт работы с Эрмитажем, показалось интересным соединение музейного и театрального пространств. Потому что я сорок лет занимаюсь и пластическими искусствами, и писательским творчеством, и театральным искусством, - и всегда пытался соединять две разные аудитории и наводить мосты между жанрами.
- Вы собираетесь продолжить сотрудничество с БДТ?
- Мне понравился проект, понравилось вместе работать. Эта ведь не первая «копродукция» России и Фландрии - еще Мейерхольд и Станиславский ставили Метерлинка. Может быть, настал очередной исторический момент, когда фламандцам и русским нужно снова поработать вместе? Я думаю, что качественный продукт не знает границ. Качество найдет друг друга через границы.
- Большой контраст между тем, как представляешь себе создателя ваших провокативных произведений, и тем, как вы выглядите в жизни – на вас классический буржуазный костюм...
- Когда мне было примерно 30 лет, я заработал свои первые существенные деньги и купил себе, в первую очередь, костюм. Потому что смог, наконец, себе это позволить. Так одеваться на премьеру – мой ритуал. Это традиция все моей труппы – пока работаем, одеваемся, как угодно, но в день премьеры мы всегда очень нарядны, потому что это праздник. Мне не нравится выглядеть, как художник. Художники, которые хотят выглядеть, как художники, – плохие художники.
