Клаустрофобия идей

Ронгинская Елизавета

Распечатать
«Братья Карамазовы», пьеса Льва Додина по роману Федора Достоевского.
Режиссер Лев Додин. Художник Александр Боровский. Художник по свету Дамир Исмагилов.
Малый драматический театр-Театр Европы, Санкт-Петербург. Премьера 16 ноября 2020

Спектакль «Братья Карамазовы» репетировался более 4 лет. Многонаселенный роман в сценической версии Льва Додина превратился в историю 7 героев, каждый из которых – вместе с Катериной Ивановной и Грушенькой – является частью как бы одной большой семьи Карамазовых. Сюжет разворачивается в сознании Алеши и, скорее всего, оказывается воспоминанием: герой словно ныряет в омут человеческих страстей, на время выпадая из своего одинокого и цельного существования, проверяя крепость своей веры в миру. Минимализм декораций, сдержанность актерской манеры и линейность выстроенных в ряд стульев находятся в контрасте с бурей человеческих эмоций и ярким, объемным, точным словом Достоевского, что придает спектаклю изломанный. нервный темпоритм.

Сценография Александра Боровского лаконична и концептуальна: стена с прожекторами вначале ширится и раздвигается, создавая открывая пространство жизни человека, пространство мысли Алеши Карамазова, а в конце спектакля возвращается на свое место, словно раздавливая героев и разрушая Алешины рефлексии. Сжимающие тиски времени и событий, невероятна жажда жизни, граничащая с жадностью, не оставляют человеку возможности обрести внутреннюю свободу: герои пожирают друг друга, и себя самих, сладострастно тонут в пучине мучительных наслаждений. В сцене искушения Алеша тоже совершает прыжок в неизведанное – общение с миром порока не проходит бесследно. Он начинает больше понимать про себя самого, признает, что ему тяжело с людьми и абстрактная любовь к миру гораздо проще любви к конкретному человеку.

Важно, что в сценической версии Льва Додина Алеша не является прекрасно положительным героем: его ум и душа, к которм как к ангелам на земле апеллируют остальные, с трудом справляется с тяжелой нагрузкой: он пытается распутать противоречивый клубок отношений, приходя к мысли, что никто никого не любит так, как заведовал Христос. «А ты любишь кого-то такой любовью?», - спрашивают у него, и он не находит ответа. Евгений Санников играет тонко чувствующего неправду человека, который никого не оценивает, но при этом является зеркалом людских поступков. Он пытается понять всех своих близких, собирая их в круг в своем сознании, но семейная идиллия невозможна: даже в его воображении ближние воюют, физически находящиеся предельно близко, но духовно – страшно далеко. Смысловым и эмоциональным центром первого акта оказывается прочитанная заметка о Федоре Карамазове и его связи с прокаженной. В этой сцене обнажается вся картина карамазовского мира, и отец просит прощения у детей. На лице Алеши в этот момент - боль от сознания чудовищной отцовской низости и одновременно иступленное желание оправдать.

Произносит свое обличительное слово Смердяков, обвиняет окружающих в преувеличенной гордости и сосредоточенности лишь на собственных желаниях. Детективная нить сюжета, поиск убийцы Федора Карамазова оборачивается мучительным прозрением: виноваты все. Иван чувствует, что своим неучастием усилил конфликт между Митей и отцом; женщины понимают, что своими поступками подтолкнули к трагической развязке; Митя осознает, что виновата его необузданность; Алеша - что его вера не способна остановить вселенское зло. Смердяков же весьма трезво и точно замечает, что именно, напитавшись воздухом ненависти, он лишь довел конфликт до логического конца. Смердяков Олега Рязанцева – чувствителен и озлоблен – его, рассказанная им самим, становится одной из самых волнующих сцен спектакля усиливая, укрупняя очень «достоевскую2 тему брошенных детей. А брошенные и одинокие в спектакле все, включая женщин, которые Карамазовым - настоящие сестры по духу. Язвительно комментирующие события Алеша и Иван, чувственный, мятежный Митя, циничный и несчастный Смердяков - все они – дети, лишенные духовного единства, дети, выросшие без отцовской ласки и внимания. В тайном желании смерти отца они обрели даже какую-то общность, которая после свершившегося обернулась страшным мороком. Каждый, помимо детских обид не любил в Федоре Карамазове самого себя, но оказалось, что вся боль и ненависть, прожигающие сердце, осталась на месте и после гибели мучителя. Игорь Иванов в роли Федора Карамазова необычайно выразителен в своей неприкаянности, озлобленности, раздвоенности, в упорном. Безумном желании получать удовольствие от жизни. Полный энергии и желаний – он главный «мотор» карамазовского мира, он, как змея, кусает самого себя за хвост: морально истребляя детей своим равнодушием, он уничтожает самого себя.

Иван Станислава Никольского, умный, острый, на первый взгляд - самый разумный человек в этой истории. Но постепенно видишь, что его ироничное и справедливое восприятие действительности граничит с истерией и еще большей неприкаянностью, чем та, которой веет от Смердякова. Как раненое существо он постоянно твердит себе, что не виновен в смерти отца, при этом истово чувствует свою вину, и улыбка, так часто появляющаяся на его лице, постепенно превращается в страшный оскал безумия.

Спектакль Додина устроен так, что все герои одновременно присутствуют на сцене и оценивают происходящие события. Таким образом, происходящее последовательно встраивается в одно семантическое и коммуникативное поле, где все взаимосвязано. При этом наибольший интерес вызывают не сами события, а то, как проявляются в них герои – уникальный психологический театр Льва Додина еще раз демонстрирует свою значимость, свою магическую власть.

Мысль множится, дробится, герои зеркально отражаются в сознании Алеши, и градус эмоционального накала растет. Размыкая пространство одного сознания, мысль обогащается и преобразуется – это это и есть жизненный опыт, который приобретает Алеша, проходя через дантовы круги ада.

Мотив побега из мира действительности, увлеченность страстью – одновременно попытка и забыться, и самоопределиться.

Разговаривая духовные темы, герои пытаются проанализировать существующий миропорядок и найти смысл в своей жизни. «Бог проповедовал свободу», говорит Алеша, «Человеку нужно бессмертие», - спорит Иван, «нет – красота!», - вторит Митя, нет «сладострастие», - подчеркивает Федор, нет «жертвенность», - говорит Катерина Ивановна, нет «мучения», - замыкает спор Груша. А в следующую жесекунду герои перечеркивают свои убеждения, открывая для себя новые верования.

Отношения Дмитрия, Грушеньки и Катерины Ивановны зеркальны: она видит Бога в Дмитрии, он – в Грушеньке. Каждый герой ищет свой идеал, там, где может. Так и Грушенька (прекрасная работа Екатерины Тарасовой) мучает себя несуществующей мечтой, желая обрести то счастье, в которое когда-то поверила. Героиня Екатерины Тарасовой демонически хороша, иступлено и зло отдается пороку, сознательно толкая себя на еще большие мучения. Образы Катерины Ивановны и Грушеньки перетекают друг в друга – не только мизансценически, но и внутренне героини оказываются близнецами по двойственности натуры и скрытому болезненному восприятию действительности. Самоотверженность Катерины оборачивается самолюбием и эгоизмом, распущенность и злоба Грушеньки - утонченной святостью.

Катерина Ивановна в исполнении Елизаветы Боярской - аристократка, для которой идеализация и самопожертвование оказываются синонимами любви, но тщеславие является главным мотиватором. Запутавшаяся в собственных желаниях, снедаемая противоречиями и воспевающая свою готовность к жертве героиня практически «душит» героя своей заботой, и он бежит от ее любви. Митя Игоря Черневича очень похож на отца – становится страшно от этого визуального двойничества. Житейская мудрость, знание философии женщин наполняет образ обаянием, а широта души вызывает сочувствие. Живой и томящийся от собственной противоречивости герой – не мученик и не провидец, но такой узнаваемый, современный инфантильный человек.

«Ода к радости» Шиллера, которую распевают герои, страстно желающие, чтобы гуманистические идеи о братстве стали реальностью, звучит иронично и скорбно. Возможно, Алеше с его святостью, удастся сохранить веру в человека, и, неся в мир знания о гибельности порока, он спасет мир? Световой луч направлен на лицо Алеши, на его растерянный взгляд. Прожекторы как кинокамера или глаз Божий высвечивают будто сам ход времени и сам круговорот жизни. Поочередно в луч попадают фигуры на сцене, как будто всплывают перед мысленным взором Алеши. И сам он только еще только вступает на первую ступень познания реального мира, выходя из карамазовской преисподней.

Подписи в порядке следования в тексте:

Сцены из спектакля «Братья Карамазовы» Л. Додина по роману Ф. Достоевского. МДТ. Санкт-Петербург
Фёдор Карамазов – Игорь Иванов, Катерина Ивановна – Елизавета Боярская
Сцена из спектакля «Братья Карамазовы» Л. Додина по роману Ф. Достоевского. МДТ. Санкт-Петербург. 2020

Возврат к списку