It in arcadia ego

Валентина Чусовская

Распечатать

К 35-ЛЕТИЮ ПЕРСОНАЛЬНОЙ
ВЫСТАВКИ ГЕННАДИЯ СОТНИКОВА
«ОТ СНЕГА ДО СНЕГА…»
В ЯКУТСКЕ

Среди театральных эскизов, портретов, пейзажей, быстрых рисунков для памяти, книжных иллюстраций, аппликаций, коллажей особое внимание привлекают живописные и графические работы Геннадия Сотникова на контурных геологических картах. Из глубин морей и океанов, условно обозначенных линиями, вздымаются живые скалы, между ними – пропасти и впадины, текут горные реки. Геологи разбивают лагерь, работают, ужинают, отдыхают, навьючивают коней, уходят обрывистыми тропами к месту следующей стоянки, прокладывают новый маршрут. Лоснящиеся бока и крупы коней, костер, отблеск солнца на консервной банке, сучья и коряги. Воздух кристально прозрачен. Пространство играет с людьми: то отдаляет на огромное расстояние, разделяя пропастью, то вдруг сближает их.

Ленинградский художник-сценограф познакомился с молодым якутским режиссёром Андреем Борисовым, и они создали спектакль – дипломную работу выпускника ГИТИСа мастерской Андрея Гончарова «Желанный голубой берег мой» по повести Чингиза Айтматова «Пегий пес, бегущий краем моря», положивший начало дружбе, продолжавшейся более четверти века.

Геннадий Сотников окончил в 1962 году ЛГИТМиК, сейчас это Российский государственный институт сценических искусств (РГИСИ), профессором которого с 1983 года он был впоследствии до конца жизни.

Персональная выставка «От снега до снега…» тридцать пять лет назад открыла якутянам Сотникова – живописца и графика. Теперь в Национальном художественном музее более сорока работ этого выдающегося русского художника.

Однажды, поздно засидевшись в дирекции фильма «По велению Чингисхана», осенним дождливым вечером пили пиво и пели любимую Сотниковым «Подлодку». Тогда Андрея Борисова осенило: «Я понял, Гена, твои картины» и пропел: «Дан приказ “Дифферент на корму!”, это значит, что скоро ребята в перископы увидят волну»! Это «усталая подлодка из глубины идет домой!»

Действительно, у Сотникова иное пространство, видишь, как меняется его плотность. Над далеко внизу обозначенной земли, преодолев её притяжение, существуют персонажи картин Сотникова. Человек здесь и в миру, и над миром. Парадоксальным образом это пространство ассоциируется с иконописным. Только, если в иконах развернута твердь небесного свода, то у Сотникова развернута твердь земная. Порой кажется, что земля уходит из-под ног. По точному определению Смирновой-Несвицкой, у художника «как будто одновременно два взгляда – с земли и оттуда, с небесной высоты».

В этом пространственном контексте всё становится символом: человек, конь, скалы, огонь, вода.

Вместе с тем немая карта наполняется шумом горных рек, гомоном птиц или блуждающим эхом обронённого слова. В этом небе летит птица, в реке плывет рыба.

Геннадий Петрович прошёл сотни километров по тайге, тундре, лесотундре и степи. Видел гейзеры, вулканы и океан. В его дневниках всё, что было дорого и любимо ему в этой жизни. Природа и люди. Вулканологические, геологические, археологические, этнографические экспедиции – это жизнь, воплощённая в его живописи, графике и сценографии.

Из дневника о Камчатке: “Трава на Мишенке нежится. Этот желтый цветок, вернее, соцветие из пяти цветов в общем чехле хочется назвать астра-дамой, никак не меньше!

Видел нутрии у Н.Т., медведя – два раза, на бухте – чайки, бакланы, тупики-топорки, крачки, глухарь, петух, копылуха, козлятки, нерпы на Охоте, кулики на реке Утка… Нерка-серебрянка, горбуша, китук, чавыча – около 2 метров на бухте, кета».

В Крыму иной ландшафт, другие краски и: «…впечатления ярчайшие. Море, ветер, степь, то зелёная, то выгоревшая, овцы, красные коровы, полынь, бурьяны, татарники, мальвы, древние камни, корабли на горизонте. Солнце днём во время работы и прохладный рассвет, когда сизое и тяжёлое море и воспалённо-розовое небо, как на картинах у Жозефа Верне. И минареты, и башни железно-рудного комбината, и тихая пустота прудов-отстойников. Пейзаж Керченского полуострова, такой евангельский и в то же время для меня похожий на летние тундры центральной Чукотки. Одновременно можно увидеть, проезжая степной дорогой, и охотника с собакой, и заводские корпуса».

О Якутии: «…Видели оленя. Рога (мохнатые). Видел долго и близко… Чайки родные. Полярные краски на тундре. Кулики табунами на отмели бегают, свистят.

Озеро Ниджили. Солнце, холод, ветер, камыши, болотистые берега, волнующие березы. Озеро из-за дамбы повышается. Вороны, багульник, брусника, утки, караси. На лодках-казанках – засядка на уток. До луны почти. Возвращаемся. Лодку, в которой я, ведет симпатичный, длинный, чубарый сахаляр. Её на волнах трясёт, как телегу. Кажется, что сейчас вылетят все. Впереди фонарь, мы за ним. Ночуем в доме новом.

Днём спим на солнцепеке... Подшибли двух гагар, но, когда их садили – взлетели. Чёрно-белые пёстрые крылья, клюв – как ножницы. Баня. Блаженствуем. На белых простынях в огромном доме Митрея».

В эти дни в Национальном художественном музее собрание работ Геннадия Сотникова, заслуженного деятеля искусств РС (Я), заслуженного художника России, пополнилось ещё одной работой на карте – «Геолог Боря Марковский» (вторая половина 70-х гг.) На ней изображён друг Геннадия Петровича – Борис Александрович Марковский, кандидат геолого-минералогических наук.

До последних дней жизни художника (2007), начиная с семидесятых годов прошлого века, они вместе прошли восемь геологических полевых сезонов: Марковский – руководителем, Сотников – рабочим. Картину, подаренную Сотниковым, Борис Александрович принёс в дар Национальному художественному музею Республики Саха (Якутия).

Камчатка и Чукотка стали одной из главных тем творчества Геннадия Сотникова. В живописных полотнах и в графике, созданных на основе полевых рисунков, открывается мир евразийской России.

Борис Марковский передал автору этих строк ксерокопии страниц старой французской книги – «на них Гена рисовал в поле». Зная отношение Сотникова к книге, сначала удивляешься, как он решается изрисовать её фломастерами от и до, прямо по тексту! Это люди и кони в долгом пути. Один из всадников на титульном листе упирается головой в название книги, в котором читается слово «Chamesso». Случайно ли это? Известно, что поэт, ученый-исследователь, путешественник, Шамиссо бывал в Петербурге, так как принимал участие в первой русской кругосветной экспедиции Румянцева. Путешествовал по Сибири.

И тут рисунки на фоне печатных строк начинаешь воспринимать, как иллюстрации, выполненные наложением на текст. Они напоминают работы на картах - здесь тоже условная запись ландшафта в данном случае культурного, пресуществляется в образы живой природы. Художник совершает обратный процесс – от знака к натуре. Ставил ли он себе такую задачу или это просто штудии и страницы старых книг просто бумага удобно сшитая как альбом для экспедиционных зарисовок, не известно, но хорошо известна его книжная графика, в которой он очень много успешно работал. И кто знает, может быть слова олонхо, падающие с неба белыми хлопьями в финале спектакля Борисова об Ойунском “Завещанное слово” возникли из этих полевых рисунков на фоне букв, превратившихся то в дождь, то в лес, то в туман, сквозь который пробивается солнце.

Есть у Сотникова целый ряд работ и даже огромные серии, в которых его внимание привлекают простые вещи: беседки то на красном, то на зеленом фоне, пустые бутылки, шляпы, фонари, верёвки, шланги, черепки битой посуды. Весь этот предметный мир, как отблеск, прикосновение Человека Деятельного, живёт, движется, говорит – всё звучит, как инструменты в оркестре. В этом симфонизме у каждого предмета собственный голос, своё время, своя философия. Она не навязывается художником. Он любит мир предметов не за то, что они помогают ему самовыразиться, а потому, что через них он видит человека, чувства и мысли от будничных, элементарных, как садовый шланг, до непостижимых глубин вопросов мироустройства.

В Национальном художественном музее есть работа «Сиреневые ворота». Интересна её история. Сначала был эскиз к балету на музыку Ибера. Поиск музыки или либретто балета «Сиреневые ворота» Ибера в библиографии, каталогах, справочниках не дал ничего. Такого балета в природе нет. Но у Ибера есть сюита «Париж», написанная как музыкальная экскурсия по городу. Она начинается пьесой «Метро», контрастной с последующими частями сюиты, построенными на ностальгических вальсовых темах. В реальной жизни два мира отделяет последняя станция одной из линий парижского метро «Сиреневые ворота». Откуда почерпнута эта информация Сотниковым – неизвестно. Но хорошо известно, что он слушал музыку французских композиторов начала ХХ века: Сати, Пуленка, Ибера и других, произведения которых выпускались в шестидесятые годы фирмой «Мелодия» и Апрелевским заводом грампластинок в исполнении и самих французов, и симфонического оркестра Ленинградской филармонии под управлением Рождественского.

Слушая импрессионистическую композицию «Метро» и глядя на картину Сотникова, на этот стальной тоннель, в глубине которого то ли приближается, то ли удаляется светлый прямоугольник поезда от арки из буйного дурмана бледно- и темно-лиловых, белых, светло-зеленых мазков – листьев, лепестков, бутонов и цветов сирени на голубом фоне, не сдающихся натиску современного техницизма, понимаешь, какой балет возникает на этой грани цивилизаций, стилей, человеческих судеб! Балет в воображении художника. Так эскизы его становились живописью, а темы станковых работ давали импульсы сценографическим решениям.

О масштабе Сотникова, художника-мыслителя, говорит серия графических листов «Аркадия. Пастухи» – переосмысление одного из самых древних мифологических сюжетов в изобразительном искусстве. От Античной Греции, Средневековья и Возрождения – эта тема привлекала внимание художников, в том числе и любимого Сотниковым Николо Пуссена. С античных времен Аркадия – местность в Греции, омытая водами Алфея, страна безмятежности и созерцательной жизни – является у Пуссена поводом для размышления о смерти, которые можно толковать двояко – либо как всевластие смерти, даже в Аркадии, либо как блаженство в потустороннем мире, ибо надпись на камне с черепом гласит: «И я в Аркадии».

Для Сотникова Аркадией была вся природа. Пустые глазницы черепа, найденного пастухами на каменном надгробии, для него не повод для печали и не повод для радости, ни для сравнения счастья земного с царствием Небесным. Для него жизнь и смерть едины в вечной «равнодушной» природе. Персонажи Сотникова, среди которых он изобразил и себя, в пантеистическом слиянии с природой в образе аркадских пастухов, не замечают надгробного камня с надписью. Для них смерть естественна, что равносильно её отсутствию. Эта спокойная и по сути дерзкая мысль обращена сегодня к нам: «И я в Аркадии», – говорит Сотников...

От нимфейских раскопок в Крыму до геологических и вулканологических экспедиций на Камчатке и Чукотке и этнографических в низовьях Колымы – вся евразийская природа была ему Аркадией, краем не безмятежным, но достойным бесконечного созерцания. А с пуссеновским черепом с надгробного камня он поступил иначе. Помню одну фотографию. Сотников склонился над рисунком. Струйка папиросного дыма обтекает его мощную голову – уникальный череп. Он дополнил этот любительский черно-белый снимок стеллажом за своей спиной, на полках которого, подобно книгам, расположились ровными рядами черепа., как напоминание, как опустевшие храмы страстей и дерзаний духа.

Сотников, как и Пуссен, был вольнодумцем. В 70–80-х годах ХХ века ленинградские художники, не желавшие сдавать позиции «оттепели», объединились в академию современного искусства – «Академию сорока бессмертных». Её основателем и бессменным президентом стал ныне заслуженный художник Российской Федерации Феликс Волосенков. Творчество Сотникова вызывает всё больший интерес. Он ушел тринадцать лет назад, но по сей день Феликс Волосенков включает его работы в выставки «Академии сорока бессмертных». Ученики Геннадия Петровича, друзья и близкие организовывают и проводят его персональные выставки. Это происходит ежегодно, а то и чаще.

Виртуозное мастерство Геннадия Сотникова отличает артистизм богатство тем, свободный светлый ум. Сотникова легко представить и профессором академии, и Жаком Паганелем, и свободным художником в лимонно-жёлтом плаще и полубалетных туфлях на Монмартре, и с карабином за спиной в сибирской тайге, и всадником в центрально-азиатских степях. При этом он всегда оставался человеком театра. Был ли он в маршруте, гулял ли в парках родного Ленинграда или ходил по его улицам, или слушал музыку – его театральный инстинкт постоянно работал. Он видел в площадях и проспектах декорации грандиозного спектакля, в контурных картах – «тектонические» основы сценографии.

Мотив геологической и географической карты органично вошел в спектакли Андрея Борисова «Прощание с Матерой» во МХАТе, «Сон Шамана» в Саха театре, в оперу «Кудангса Великий» в Театре оперы и балета в Якутске и в нереализованный «Гамлет» доронинского МХАТа. Всеохватное видение человека в его микро- и макромире предваряет сценографические поиски Театра Олонхо в спектакле «Кыыс Дэбилийэ». Надмирные герои его живописных полотен сродни богатырям олонхо. Уникальные спектакли Борисова в сотниковской сценографии открытого пространства занимают свое достойное место в мировом театральном искусстве.

Снова осень и медленно хлопьями падает снег, завершая полевой сезон. Опускается белый занавес, покрывая всю землю. Наступит зима. И снова морозный туманный Якутск будет грезить о лете, от снега до снега...

Фото предоставлены автором

1 Смирнова-Несвицкая М. «Петербургский театральный журнал», № 2 [64], 2011
2 Мишенка – Мишенная гора на Камчатке
3 Б.А. Марковский, кандидат геолого-минералогических наук, заместитель председателя научно-редакционного Совета по геологической картографии при федеральном агентстве по недропользованию, ведущий специалист в области региональной геологии магматизма Камчатско-Корякского региона ФГУП, Всероссийский научно-исследовательский геологический институт им. А.П. Карпинского, Санкт-Петербург. Продолжатель геологической династии Марковских, стоявших у истоков школы советского геологического картирования

Подписи в порядке следования в тексте:

Геннадий Сотников на Камчатке
Г. Сотников. Борис Марковский. Карта, темпера. 40×70
Г. Сотников. Рисунок из полевого блокнота
Г. Сотников. Рисунок из полевого блокнота. 1970
Г. Сотников. Рисунок из полевого блокнота. 1970
Г. Сотников. Рисунок из полевого блокнота
Г. Сотников. Сиреневые ворота. 1988. Холст, темпера
Сидят В. Космачевский, Ю. Масуренков. Стоят Г. Сотников и Б. Марковский

Возврат к списку