Фанаты и жертвы светлого завтра

Ольга Егошина

Распечатать

"Ювенильное море" было написано Андреем Платоновым в 1934, опубликовано спустя больше полувека – в 1986 году. И вот сейчас без малого век спустя Наталья Назарова дала тексту Платонова сценическую жизнь, создав на Малой сцене МХТ им. Чехова спектакль по мотивам повести о героических мечтах и голодных буднях мясомолочного совхоза.

…Одинокая мужская фигура бредет, утопая ботинками в зыбкой серой почве, таща на плечах свою котомку, чертежную сумку и музыкальный инструмент, напоминающий усовершенствованные гусли. Инженер и музыкант Николай Вермо (Евгений Перевалов), целенаправленно ищет место своей командировки, затерявшееся в просторах Средней Азии.

Серый песок, красное солнце, металлические детали каких-то исполинских механизмов (то ли уже разрушившихся, то еще недостроенных) – образ края земли у сценографа Юлианы Лайковой одновременно достоверен и фантастичен. Поднимающийся ветер превращает пустыню в марево дрожащих теней. Миражи людских мечтаний тают в воздухе и оседают серым песком. Металлическое солнце загорается и сразу гаснет (тема рукотворного солнца, которое должно работать круглосуточно и заменить капризное небесное светило, – взята из повести Платонова «Впрок», как взяты и некоторые персонажи). Ветхие электросети не выдерживают заданного мечтой напряжения. Инструменты, как и люди здесь нацелены на великие дела, но с прочностью – плоховато. Усталость и хрупкость материала – человеческого и сконструированного, – то и дело опрокидывает планов громадье.

Героев Платонова часто воспринимают и описывают как чудиков эпохи 20-30-х, убежденных строителей нового общества и творцов нового человека. В постановке Натальи Назаровой вдруг обнаружилось, что практически идеи этих «чудиков» сейчас обрели миллионы сторонников и расцвели пышным цветом.

Вот ветеринар Висковатый (Артем Соколов) тонким тенором убеждает своих совхозников, что есть говядину – это ужасно. Коровы и быки – они по развитию практически ничем от человека не отличаются (и миллионы веганов по всему миру подтвердят, что переход на травяное питание быстро приблизит человека к корове). Он вяжет кроликам носки и кормит быков пышками, а рядом голодают его дети.

В инженере Вермо, каким его играет (и замечательно играет) Евгений Перевалов угадывается синдром Аспергера (привет Грете Тунберг): он смотрит сквозь собеседников и слышит только себя. Коридор его мыслей узок, но носятся эти мысли с бешеной скоростью. И его внутренний голос говорит, что человечество нужно переделать: перейти на энергию ветра и солнца, избавиться от всего балласта прошлого, переделать сушу и море, и весь небосвод. Достать ювенильное море из под толщи земли, оживить покойников и жить исключительно силой научной мысли. А все окружающее надо просто разрушить, как мешающее великим планам.

Беззубая старуха Федератовна (Юлия Чебакова) яростно готова грызть деснами всех оппортунистов, мешающих торжеству нового общества (сколько таких воспаленных женщин отчаянно грызут в сетях своими деснами супротивников).

Начальник райкома Упокоев, каким его упоительно играет Артем Волобуев, сердечно тоскует о женском тепле, и страстно стыдится этой своей слабости, поскольку в новом обществе все гендерные различия полов канут в Лету, а отношения будут строиться только на основе партийного товарищества.

Его борьба «долга с чувством» – умозрительных построений и живой тяги к совхозной красавице смешна и страшна одновременно.

И это соединение ужаса и смеха – важнейшая константа спектакля.

Наконец, главная героиня Платонова – женщина-мечта Надежда Бостолоева (Вероника Тимофеева и впрямь ослепительна в этой роли), – живет исключительно для трудового человечества, не замечая, что рядом с ней знакомые и родные ей люди буквально «мрут как мухи».

Правда, смерть здесь комментируют спокойно: «ведь миллиарды разных людей умерли бесполезно», – что же одну-то жизнь жалеть!

В спектакле МХТ мертвые совхозники далеко от своего совхоза не отлучаются. Белые, праздничные, они с удовольствием рассматривают свои памятные статуи, которые ваяет местный кузнец Кемаль (Павел Ващилин играет своего кузнеца-мудреца легко, артистично, с тем понимающим юмором, который стал наверное главным мостиком между зрительным залом и обитателями социалистического совхоза).

Удивительно, но ковидный воздух, от которого надо защищаться маской здорово изменил отношения сцены и зала. Исчезли зрители, которые шли в театр, чтобы приятно провести вечерок и поразвлечься. В театр идут люди, готовые терпеть все неудобства карантинных ограничений, люди, преодолевающие вполне понятный страх. Отношения сцены и зала тоже изменились: появилось чувство особой партнерства и солидарности перед общей бедой. Премьерный зал «Ювенильного моря» был прекрасен: живой, теплый, одновременно узнающий себя в поднесенном театром зеркале и за это зеркалу благодарный.

«Смерть должны близко-близко подойти к народонаселению, чтобы усмирить аппетиты» – вздыхал со сцены задумчивый товарищ Умрищев (Николай Сальников) и в зале возникала мгновенная ответная понимающая волна... Вольтова дуга, которая по мысли Вермо должна дробить землю, – здесь жила между сценой и залом, связывая их нитью общей мысли.

«Ювенильное море» – спектакль, который еще будет меняться, становиться прозрачнее и легче (какие-то эмоции перестанут вдалбливать в нас молотком, а мысли – подавать капслоком). Но главное состоялось – спектакль вошел в резонанс с временем и нами. Вглядевшись в своих прадедов, какими их писал Платонов, мы с удивлением узнали в них себя...

Возврат к списку